Raksts par destaļinizācijas un Staļina rehabilitācijas problēmām mūsdienu Krievijā
Рассматривая те акции, мероприятия, публичные проявления, которые можно назвать признаками ползучей ресталинизации, реабилитации Сталина, его появления в публичном пространстве с публичным одобрением, мы увидим, что каждый такой случай очевидным образом будет прямой или опосредованной государственной, а не частной инициативой.
Памятники, которые появляются последнее время, и число которых действительно растет, обычно устанавливаются под эгидой местных отделений КПРФ. Это ни в коей мере не делает их народными или гражданскими инициативами. Что такое сеть региональных отделений КПРФ и что такое вообще наши парламентские партии, какова степень их лояльности, и насколько они согласовывают любой свой шаг с местной и федеральной властью, думаю, известно всем.
Даже хорошо
Еще в 2002 году в одном из дагестанских городов по инициативе мэра появился проспект Сталина. Это тоже не потому, что граждане пришли, окружили мэрию и грозились ее сжечь, если он не согласится на это требование.
В 2009 году, в другую политическую эпоху, при президенте Медведеве в московском метро на станции «Курская» были восстановлены слова гимна: «Нас вырастил Сталин на верность народу». И на возмущение, которое тогда было высказано, был ответ от официальных властей, что это историческая правда, что они просто восстанавливают в первоначальном виде то, что здесь было.
С тех пор московское метро, как известно, сделалось могучим инструментом просоветской и сталинистской пропаганды: поезда, в которых встречаются портреты Сталина, акции типа акции этого года «Времена и эпохи». Иногда это происходит под предлогом того, что это кадры из фильма, иногда — что это исторические воспоминания. Но, как вы понимаете, это все тоже идет не снизу, это все тоже идет отнюдь не от народа, а от администрации метрополитена и от московского и федерального политического менеджмента.
В Марий Эл памятник Сталину в полный рост, один из немногих — обычно все-таки ставят бюсты — установлен на территории местного мясокомбината. То есть градообразующее предприятие, местный крупный бизнес, который, естественно, не может себе позволить быть оппозиционным, предоставляет площадку для этого.
В 2015 году создана изба-музей Сталина в деревне Хорошево — довольно шумная история, под эгидой Министерства культуры, с личного одобрения министра культуры.
В Псковской области — установка бюста Сталина в 2016 году, тоже с ведома и по одобрению местных властей.
Художественные выставки, на которых были изображения Сталина, живопись той эпохи, прославляющая вождей, открывались в Москве в 2014, 2015, 2016 году. Например, выставка придворного живописца Герасимова, автора известной картины «Два вождя после дождя». Всё это культурное богатство выставлялось в Третьяковской галерее отнюдь не по требованию художественной общественности или музейных работников.
Важно понимать следующее. Из того, что мною перечислено, не следует, что нет людей, которые по собственной инициативе ставят у себя на дачном участке бюст Сталина или даже готовы сдавать деньги на восстановление какого-то ему памятника. Из того, что те люди, которых нам показывали в Севастополе, хлопают и встают при исполнении какой-то песни, которую поет этот странный человек в белых штанах, отнюдь не следует, что они все присланы местной администрацией.
В чем функция государственной пропаганды? Ее функция состоит в том, что она, выступая с иерархически верхних позиций, задает некую норму. Она рассказывает аудитории, что правильно, что нормально, что вообще можно. Она создает тот фон, на котором люди понимают, что ходить с плакатом с изображением Сталина как минимум безопасно, если вообще не похвально. Что многочисленная реабилитирующая его литература, которая лежит в книжных магазинах всех городов России, не будет признана экстремистской, что не заведут дело по ст. 282 УК, как по поводу какой-нибудь другой литературы, которую кто-нибудь вздумает выложить в магазине на видном месте. Что это нормально, что это не наказуемо, а возможно и поощряемо.
Когда из телевизора, с государственных трибун раздаются слова о том, что «не надо никого демонизировать, давайте посмотрим с одной и с другой стороны, а вот войну же выиграли» — это посылает некий сигнал, на фоне которого те, кто действительно испытывает позитивные чувства по этому поводу, или те, кто не испытывал никаких чувств, вдруг их испытали, те, у кого не было мнения, вдруг его приобрели, потому что им рассказали, что теперь так можно, что это нормально и даже хорошо.
«Они хотят своего Сталина»
В принципе, конформизм — это психологическая норма. Можно печалиться по этому поводу, но тем не менее это правда. Человеку свойственно примыкать к большинству. Человеку свойственно сверять свое мнение с мнением, как ему кажется, общепринятым. Еще раз повторю: может быть, это не самое благородное проявление нашей натуры, но это признак психического здоровья. Для своей безопасности, для успешной социализации мы, люди, мы, социальные существа, поступаем именно таким образом. И это создает ответственность тех, кто говорит от имени государства, от имени обобщенной власти. А федеральный телевизор воспринимается у нас не как источник информации, не как источник новостей, а как голос власти. Люди слушают его именно так.
Напомню, что такая невинная и милая вещь, как проект «Старые песни о главном», была впервые нам с вами показана на Новый 1996 год. Первая их серия как раз имитировала фильм «Кубанские казаки». Это была та рамка, в которой они там пели и плясали. Напомню, наступал 1996 год, год президентских выборов. Даже опасность конкуренции с коммунистами на тогда еще достаточно свободных выборах не напугала наших с вами идеологов и сценаристов. Это не остановило их от того, чтобы устроить такую вот красивую, веселую ползучую реабилитацию одного из самых страшных периодов страшной советской власти. Это именно то, что называется нормализацией: смотрите, это не страшно, это даже приятно. Над этим можно пошутить и по-доброму улыбнуться. Вот когда начался этот процесс.
Напомню еще одну из ранних публичных акций этого рода. В 2008 году — опять же, казалось бы, совершенно в другую политическую эпоху — был такой телевизионный проект — «Имя Россия», 100 величайших россиян. Идея была заимствована у проекта BBC «Hundred Greatest Britons», 100 самых великих британцев, но сделано все было на свой манер. Телезрителю предлагалось выбрать 100 самых выдающихся исторических деятелей, из них потом должен был остаться один финалист. Напомню, какими большими усилиями и как упорно создавалось представление о том, что «на самом деле» в народном голосовании победил Сталин, но поскольку это было бы безобразие и нехорошо, то что-то подкрутили на «Первом канале», и победил Александр Невский.
Как на самом деле шло это голосование? Теперь, с накопленными с той поры опытом и знаниями, мы приблизительно себе представляем, как происходит так называемое народное волеизъявление, особенно в телевизоре. Но тут мы увидели, может быть, впервые наиболее выпукло эту самую модель: «Они хотят своего Сталина, а мы, власть, еще как-то потихоньку отгораживаемся от этого. Мы еще их как-то слегка успокаиваем».
Довольно похожая история с якобы массовыми голосованиями была в 2013-м, когда на канале ВГТРК нужно было выбрать 10 видов России, 10 картинок, пейзажей, исторических зданий, которые должны были ее характеризовать. Тогда, как мы помним, амбициозный региональный лидер организовал такое голосование, что должна была победить мечеть «Сердце Чечни». И тут уже федеральные власти обнаружили себя в этом положении, и пришлось опять что-то подкручивать, чтобы победил Коломенский кремль. Тогда амбициозный региональный лидер обиделся на операторов связи «Билайн» и «Мегафон», в республике их отключили и даже офис яйцами закидывали, большое возмущение было по этому поводу. Это к вопросу о том, как такого рода вещи организуются и для чего это на самом деле делается.
Мы с вами должны смотреть правде в глаза и осознать, что мы имеем дело с государственной пропагандой и с государственным навязыванием определенных представлений о нормальном, приемлемом, хорошем, славном, великом и выдающемся. Эти представления находят отклик, поскольку они высказываются от имени власти и поскольку они опираются на некие действительно существующие запросы.
Всенародной потребности в авторитаризме не наблюдается
Как можно сформулировать эти запросы — ту реальность, которая лежит под «рейтингом Сталина»? Впервые этот вопрос мне задали на одном из мероприятий Фонда Бёлля в Берлине: «Как у вас народ может любить Сталина?» Когда такой вопрос перед тобой ставится прямо, то начинаешь понимать этот низовой запрос на специфически понимаемую справедливость, этого парадоксального антиэлитного Сталина, которого имеют в виду те, кто говорят: «Сталина на вас нет». Сталин как бич номенклатуры, Сталин как борец с сильными и богатыми за бедных и простых людей. Мы сейчас не говорим о том, насколько это представление является мифологизированным и диким, но тем не менее оно есть. Многие люди, которые говорят это, имеют в виду именно апелляцию к строгому закону, порядку, равенству, к некой первобытной апостольской простоте.
Грех, особенно ученым, цитировать разговоры с таксистами, но мне тоже приходилось слышать, что у Сталина была одна шинель, одни сапоги, а нынешние вон как живут, вон что себе позволяют. То есть этот антиэлитный запрос здесь явно заложен. Но само представление о том, что в принципе есть к чему апеллировать, что это можно, нормально и безопасно, задан, конечно же, машиной государственной пропаганды.
Давайте посмотрим, насколько многодесятилетняя работа этой государственной пропагандистской машины имеет успех. Вот самый простой, базовый вопрос от «Левады»: «Как вы лично относитесь к Сталину?» Посмотрите, как идет динамика с 2001 по 2015 год. Сказать, что произошли какие-то радикальные изменения, резкий рост уважения, восхищения, симпатии нельзя — не видно этого.
Чего стало меньше? Неприязни и раздражения. В рамках той же тенденции стало резко больше относящихся безразлично. Что это такое? Это естественный ход времени. Действительно, эта фигура уже очень сильно мифологизирована. Когда нам говорят, что «деды воевали», надо понимать, что у поколения нынешних 30–40-летних уже никакие деды не воевали, их деды и бабушки были детьми в войну, то есть для ныне активного населения это очень и очень давно. Эта фигура постепенно уходит в тот пантеон исторических личностей, где Наполеон — это скорее торт, чем император французов, а Гитлер — это мем из смешных картинок «ВКонтакте».
Не говоря сейчас о том, насколько это нравственно и хорошо, призна́ем, что это неизбежно, потому что живая историческая память постепенно уходит, а остается поле символического. Итак, мы видим, что всенародной любви, роста этой любви, потребности восхищаться и симпатизировать нет. Говорить, что народ обожает Сталина всё сильнее и сильнее, нельзя. Это просто неправда.
Как молодежь оценивает эти далекие от нее исторические времена? Вот опрос об исторических событиях, которыми следует гордиться или которых следует стыдиться, проведенный среди российских и американских студентов в 2015 году.
Корреляция между первым поводом для гордости — победой в Великой Отечественной войне — и первым поводом для стыда — сталинскими репрессиями — дает нам картину той амбивалентности, за которую неизменно зацепляются попытки тотальной десталинизации, невозможной, пока существует связка «Сталин — Победа». Тем не менее мы видим, что нравственные ориентиры молодых людей расположены вполне здоровым образом.
Давайте посмотрим на чуть более реалистичный вопрос: не как вы лично относитесь к человеку, которого вы никогда не видели, которого и деды-то ваши не видели, — а в какое время вам было бы лучше жить.
Тут на самом деле интересные результаты. Почему-то после 2014 года резко упала популярность ответа, что лучше всего жилось до революции 1917 года. Я не знаю, по какой причине, но почему-то удивительный эффект крымского консенсуса состоял в том, что вот это вот счастливое время «добезцаря», как принято выражаться, почему-то потеряло популярность. Эпоху Сталина, как видим, мало кто называет, и никакой динамики тут нет: как было, так и осталось. То есть уважать, может, и уважают, а жить в этом времени что-то никто особенно не рвется.
Брежневская эра воспринимается более или менее как комфортное, спокойное, тихое время, но мы видим снижение динамики. Перестройку никто не любит, Ельцина тоже не особенно. В основном затрудняются ответить, и поскольку от 1994 до 2017 года довольно большой временной провал, то люди считают, что из вот этого небогатого ассортимента наше время, может, выглядит даже и ничего себе.
Как соотносятся эти цифры, это отношение к Сталину и к его времени — что, как мы видим, совсем не одно и то же — с общими социально-политическими взглядами людей? Данные заимствованы из исследования Кирилла Рогова «Протопартийные группы в российском обществе. 2000–2010-е годы», за что я ему выражаю свою большую признательность. Это результат так называемого метаопроса, то есть обсчета соцопросов, которые на протяжении последних 18 лет проводит «Левада-центр».
Вот опрос на тему, которая наиболее близко связана с фигурой Сталина: «Нужна ли нам сильная рука?».
Посмотрите на самую темную линию, которая соответствует числу ответов о том, что «постоянно нужна». Вторая линия — «иногда бывает нужна, но вообще-то не всегда». И зеленая — «нет, не нужна ни в коем случае». Посмотрите на правую часть графика. Тут мы тоже наблюдаем вот этот очень странный, думаю, еще наукой не объясненный поворот, который произошел после 2014 года. Может быть, через 5 или 7 лет мы еще скажем, что эффект нашего 2014 года, его влияние на общественное мнение были совсем не тем, о чем нам рассказывали по телевизору. Посмотрите на рост третьей зеленой линии — после 2014 года вдруг люди стали говорить, что ни в коем случае нельзя отдавать всю власть одному человеку. Вторая линия резко пошла вниз — «Иногда можно, но вообще не очень хорошо». Верхняя линия шла вниз, а начиная с 2011 года пошла немного вверх и опять пошла вниз после 2013 года, с некоторым устойчивым и недолгим повышением в 2014 году.
Какие права для россиян являются наиболее ценными? Посмотрим на динамику последних лет.
Здесь мы тоже видим этот загадочный контринтуитивный «посткрымский эффект». когда после 2014 года граждане резко заценили право на получение информации и свободу слова, при этом несколько разочаровавшись в праве собственности.
Вот такие вот интересные выводы делают у нас граждане из того, что они наблюдают. Из этого графика, как его ни рассматривай, совершенно очевидно следует, что всенародной потребности в авторитаризме, мечты о сильной руке тоже не наблюдается. То есть мы имеем дело с навязанным обществу представлением о том, каково оно. Зачем это делается, зачем нужно говорить людям, что они на самом деле мечтают о возвращении смертной казни, хотя они не особенно об этом мечтают, что они прямо всем народом хотят воскресить Сталина, что их радуют массовые репрессии?
Европейские, но слабенькие
Политический режим, который хочет, с одной стороны, концентрировать власть и ресурсы в своих руках, оставаться у власти и при этом не является полноценной автократией, не располагает развитым репрессивным механизмом, не располагает правящей идеологией и возможностью ее навязывания и не хочет подвергаться процедурам демократической ротации, находится на самом деле в довольно сложной ситуации.
Он удерживается у власти целым рядом, набором довольно хитрых инструментов. Значительная часть этих инструментов относится к сфере пропаганды и представляет собой различного рода имитационные модели и схемы. Имитируются демократические институты и процессы — например, выборы, партийность, разнообразие СМИ, которые при всем своем разнообразии все рассказывают одно и то же. Выборы вроде бы проходят, но власть на них не меняется. Партии вроде бы есть, но никто никому не оппонирует (к вопросу о КПРФ и других так называемых системных, они же парламентские, партиях). Это с одной стороны.
С другой стороны, необходимо имитировать риторические инструменты автократии. То есть, грубо говоря, пытаться предстать в публичном пространстве страшнее, чем ты есть. Во-вторых, необходимо — и это тонкий момент, который часто не до конца понимают, — представлять себя не страшным диктатором, не кровавым тираном, а, наоборот, некой цивилизующей и сдерживающей силой, которая вынуждена, правя таким диким, с такими авторитарными тенденциями народом, как-то его все время придерживать, как-то все время модерировать его жажду крови.
То есть необходимо посылать такого рода двусмысленные сигналы, как «давайте не будем демонизировать, но давайте рассматривать всё с разных сторон». Необходимо делать вид, что ты уступаешь, и одновременно противостоять постоянному общественному давлению, требующему архаизации, ужесточения, огня и крови. А если бы ты не противостоял, то у нас бы тут уже на всех столбах всех, наверное, перевешали. При этом ты и есть тот самый властный актор, который создал этот запрос. Ты организатор этой самой нормализации, на которую ты потом как бы нехотя отвечаешь.
Для чего нужно создавать своему народу такую ужасную репутацию? Для того чтобы иметь оправдание тому ограничению политических, прежде всего избирательных прав, которое ты постоянно проводишь. Если люди — дикие кровожадные варвары, то понятно, что нельзя позволять им выбирать себе власть на выборах. Пока еще ты у них сидишь, более или менее цивилизованный европеец, а если им самим дать волю, тут-то они выберут: кто говорит «Гитлера» — это пугалка националистического характера, кто говорит «Сталина» — это пугалка левоэтатистского направления. И то, и другое одинаково является аргументом в пользу того, чтобы ограничивать права граждан на самостоятельное определение своей жизни. Вот для чего нужен высокий рейтинг Сталина.
В чем мой научный тезис? Внушение обществу ложных представлений о самом себе имеет целью представить правительство единственным европейцем в России. В нынешней социальной реальности это, мягко говоря, уже давно неправда. Нет, не существует и никакой реальностью не подтверждается, никакими инструментами не замеряется дихотомия «цивилизованная власть против дикого общества».
Наше общество, наш социум сложен, многоукладен и разнообразен. Если пытаться выделить некое общественное мнение, некое общее представление о ценностях, разделяемых жителями России — и этому тоже есть многочисленные подтверждения в исследовательских работах, — мы увидим приблизительно следующую картину. Мы увидим социум, разделяющий те ценности, которые принято называть европейскими. Мы увидим социум индивидуалистический, консьюмеристский, во многом атомизированный, очень малорелигиозный, преимущественно секулярный, с довольно-таки низкой толерантностью к государственному насилию — опять же вопреки тому, что обычно говорят. Еще точнее будет сказать, что те, у кого толерантность к государственному насилию низкая, гораздо лучше объединяются, гораздо активнее себя выражают, чем те, кто относится к этому терпимо.
Мы увидим общество с теми ценностями, которые обычно исследователями характеризуются как «европейские, но слабенькие». Мы увидим общество, в общем, конформное, довольно пассивное, не очень готовое выражать свое мнение, склонное раскручивать ту спираль молчания, которая состоит в том, что люди говорят то, что, как они думают, от них ожидают. Но тем не менее не агрессивное, не кровожадное и совершенно не стремящееся и не мечтающее об установлении в России авторитарного правления.
Для того, чтобы таким социумом управлять недемократическими методами, конечно, нужно представлять его в ложном виде, конечно, нужно ввинчивать ему в голову этот флажок со Сталиным, чтобы потом показывать на него же пальцем и говорить: «Смотрите, какие они».
Я призываю всех не ввязываться в эту игру и не подыгрывать тем, кто ведет ее гораздо более сознательно, чем мы с вами, потому что эти представления о диком и страшном народе, во-первых, не отражают всю полноту и сложность нашей реальности, во-вторых, мешают нам, блокируют нас на пути к прогрессу и развитию.
Спасибо cлужбе расшифровки аудиозаписей «Сказано-записано!», которая бесплатно расшифровала доклады, прозвучавшие в рамках акции «Антисталин».
Noziegumi pret cilvēci 