Salaspils nometne (1941-1944)
: vēsture un mūsdienas.
Referāts nolasīts Letonikas V kongresa sekcijā Latvijas sociālā atmiņa un identāte 2013.g. 29.okt. LU SZF
Par Latvijas karoga zaimošanu DP sākusi kriminālprocesu pret Osipovu
Drošības policija (DP) ir sākusi kriminālprocesu pret partijas “Par dzimto valodu!” līderi Jevgēniju Osipovu saistībā ar valsts svētku laikā sociālajā tīklā pausto viedokli par sarkanbaltsarkano lentīti.
Ar iesniegumu DP izvērtēt Osipova rīcību bija vērsies Vidzemes Augstskolas Politoloģijas programmas students, nacionālās apvienības “Visu Latvijai!”-”Tēvzemei un Brīvībai”/LNNK biedrs (VL-TB/LNNK) Artis Spertāls.
Kā Spertāls apliecināja aģentūrai LETA, DP atbildē viņu informējusi, ka 20.novembrī pret Osipovu sākts kriminālprocess saskaņā ar krimināllikuma 93.pantu – par Latvijas valsts simbola – Latvijas karoga zaimošanu.
Jau ziņots, Osipovs valsts svētku laikā sociālajā vietnē “Facebook” ierakstīja, ka viņa meita no skolas atnesusi sarkanbaltsarkanu “figņu”. Lentītes skolēniem dalītas Lāčplēša dienā, un viņš aizliedzis savam bērnam izmantot pie apģērba lentīti “puvušu asiņu krāsā”. Osipova izteikumi izraisījuši plašu nosodījumu sociālajos tīklos.
Vēl 14.novembrī DP pārstāvji skaidroja, ka sabiedrības sašutumu izpelnījušais Osipova komentārs internetā par sarkanbaltsarkano lentīti ir nosodāms no ētiskā viedokļa, taču nav kriminālpārkāpums.
Kā skaidroja DP, krimināllikums paredz atbildību par Latvijas valsts ģerboņa vai Latvijas valsts karoga noraušanu, saplēšanu, iznīcināšanu vai par citādu šo valsts simbolu zaimošanu, kā arī par Latvijas valsts himnas publisku zaimošanu. Ņemot vērā to, ka Osipova sociālā tīklā “Facebook” minētie izteikumi ir vērsti pret lentīti, nevis Latvijas valsts karogu, ģerboni vai himnu, šo gadījumu nevar kvalificēt kā noziedzīgu nodarījumu.
“Lai gan šie izteikumi ir uzskatāmi par klaji necienīgas attieksmes paušanu pret ikvienu Latvijas Republikas iedzīvotāju, kurš godā Latvijas valsts simbolus, un ir nosodāmi no morālā un ētiskā viedokļa, tie nav krimināli sodāmi,” norāda DP. DP iepriekš norādīja, ka izprot daudzu dažādu tautību Latvijas iedzīvotāju pausto sašutumu par šiem izteikumiem, taču vienlaikus uzsvēra, ka Latvija ir demokrātiska valsts, kur personai ir tiesības brīvi paust savu viedokli, ja tas nepārkāpj tiesību normas.
Jau ziņots, ka Lāčplēša dienas ieskaņas pasākumos Aizsardzības ministrija (AM) aicināja ikvienu Latvijas iedzīvotāju pie apģērba piespraust sarkanbaltsarkano lentīti. Aizsardzības ministrija un Nacionālie bruņotie spēki šogad sagādājuši 11 kilometrus un 130 metrus sarkanbaltsarkano lentīšu.
Ukrainas Golodomora upuru 80. atceres diena
Okupācijas muzejā atzīmēs Ukrainas Golodomora upuru 80. atceres dienu
2013. gadā aprit 80 gadi, kopš padomju vara Ukrainā mākslīgi izraisīja lielo badu jeb Golodomoru. Latvijas Okupācijas muzejs, solidarizējoties ar ukraiņu tautu, aicina pieminēt vienu no lielākajām traģēdijām Ukrainas vēsturē.
Piektdien, 22. novembrī plkst. 15.00 muzejā Raiņa bulvāri 7 priekšlasījumu par Golodomora cēloņiem un sekām sniegs Ukrainas Golodomora izpētes asociācijas direktors Oleksandrs Ušinskis. Tāpat sarīkojumā pirmo reizi plašākai Latvijas sabiedrībai prezentēs informatīvu izdevumu latviešu valodā „1932.–1933. gada lielais bads – Golodomors: genocīds pret ukraiņu tautu”, ko sagatavojis Latvijas Ukraiņu kongress sadarbībā ar Ukrainas Nacionālo muzeju Ukrainas Golodomora upuru piemiņas memoriāls. Grāmatā stāstīts par boļševiku ļaundarībām, kas aizsākās 1928. gadā – pret kulakiem vērstās represijas, kolektivizācija, baznīcu sagraušana, ukraiņu inteliģences iznīcināšana, tautas sacelšanās un protestu apspiešana. Šis periods, kuru raksturo psiholoģiska, sociāla un fiziska varmācība, ilga četrus gadus, un tas ievadīja 1932.–1933. gada Golodomoru Ukrainas PSR un ukraiņu apdzīvotajā Kubaņas reģionā.
1932.–1933. gadā padomju režīms ne tikai konfiscēja cilvēkiem visus pārtikas krājumus, bet arī radīja apstākļus, lai atņemtu zemniekiem zeltu, sudrabu un citas vērtslietas. Bads atstāja arī citas traģiskas sekas: cilvēki saslima ar infekcijas slimībām un dažāda veida psihiskiem traucējumiem. Bija kanibālisma un līķu ēšanas gadījumi. Pastāvīgā bada novājinātās sievietes kļuva neauglīgas. Pieaugušo mirstības dēļ ciemos un pilsētās klaiņoja izsalkuši un izmocīti bērni. Varas iestādes tos vāca un nodeva padomju audzināšanas iestādēs, kur viņi zaudēja savu identitāti — uzvārdu un piederību dzimtajai vietai. 1933. gadā pakāpeniski tika samazināts pārspīlētais labības nodošanas plāns, tomēr iedzīvotāju skaits Ukrainā bija ievērojami samazinājies. Pēc dažādām aplēsēm mākslīgi uzturētais bads nomērdēja no 3 līdz 10 miljoniem Ukrainas iedzīvotāju.
Ukrainas parlaments 2006. gada novembrī pieņēma likumu, kurā šos notikumus atzina par padomju genocīdu pret ukraiņu tautu. Kopš 1999. gada ik gadu 22. novembrī tiek atzīmēta Golodomora upuru piemiņas diena.
Sarīkojums Okupācijas muzejā notiks ukraiņu valodā ar sinhrono tulkojumu latviešu valodā. Ieeja bez maksas.
Latvijas Ukraiņu kongresa paziņojums presei “Šajā nedēļas nogalē Rīgā pieminēs Golodomora upurus un prezentēs grāmatu par Ukrainas Lielo Badu latviešu valodā”
1983. gadā veidota filma par Golodomoru. Angļu valodā.
https://www.youtube.com/watch?v=HjcO4tcobc0
This is a documentary production by Radio Quebec back in 1983 that discusses the forced Famine Genocide in Ukraine by Stalin and his henchmen – ie: his generals at that time. The video is descriptive and includes a number of interviews of the survivers of this Holocaust.
PBLA balvu piešķir bēgļu laivu dokumentētājai Valentīnei Lasmanei
Lasmane par latviešu bēgļu gaitām Otrā pasaules kara beigās apkopojusi aculiecinieku liecības
Pasaules Brīvo latviešu apvienības (PBLA) biedru organizācijas 2013.gadā savu balvu piešķīrušas sabiedriskai darbiniecei un valodniecei Valentīnei Lasmanei Zviedrijā. Cildināts tiek viņas veikums par Latviešu Centrālās padomes darbības un 1944./1945. gada bēgļu laivu kustības dokumentēšanu, kā arī ilggadēju latviešu valodas un kultūras kopšanu.
Valentīne Lasmane ir dzimusi 1916. gadā un vēl 97 gadu vecumā aktīvi darbojas Zviedrijas latviešu sabiedrībā.
Lasmanes lielais devums latviešu vēstures bibliogrāfijā ir “Pāri jūrai” (1990), kur sakopotas bēgļu aculiecinieku liecības, informē PBLA un Zviedrijas Latviešu apvienība.
Lasmane kā autoritatīva bēgļu gaitu pārzinātāja devusi padomus Zviedrijas televīzijas garfilmai “Pēdējā laiva uz Jūrkalni” (Sista baten till Jurkalne), kas iznāca 2001.gadā Ulles Hegera (Olle Hager) režijā. Filma Zviedrijas televīzijā rādīta trīs reizes, kā arī demonstrēta Norvēģijā, Somijā un Latvijā.
Lasmanes spalvai pieder arī mācību grāmata zviedriem, kas vēlas iemācīties latviešu valodu – “Larobok i lettiska” (Mācību grāmata latviešu valodā, 1980), bieži izmantota un arvien vēl aktuāla, līdz ar latviešu valodas gramatikas grāmatu zviedru valodā – “Oversikt over lettisk gramatik” (Latviešu gramatikas pārskats, 1980). Abas mācību grāmatas joprojām lieto gan universitātē un pieaugušo izglītības kursos, gan arī privāti. Šīs grāmatas divos iespiedumos izdotas atkārtoti. Pedagoģe Lasmane arī sastādījusi grāmatu “A Course In Modern Latvian” (izdevējs – Amerikas latviešu apvienība, 1985) un Latviešu-zviedru sarunvārdnīcu (1993).
Jau bēgļu nometnēs Zviedrijā Lasmane strādāja par skolotāju ar latviešu bēgļu bērniem. Ar laiku radās doma par vasaras skolu un Lasmane bijusi viena no Eiropas Vasaras skolas (EVS) ierosinātājām, tās pamatlicēja, un skolotāja. Viņa arī mācījusi Minsteres Latviešu ģimnāzijā (MLĢ) 1983./1984.gadā.
Viņas darbs latviešu kultūras un sabiedriskajā jomā ir ievērojams. Lasmane ierosināja un kopā ar dalībniekiem no Francijas, Latvijas, Zviedrijas un Somijas noorganizēja rakstnieka Rūdolfa Blaumaņa piemiņas plāksnes izveidošanu un svinīgo atklāšanu Blaumaņa nāves vietā Puhkaharju sanatorijā Somijā 1988.gadā.
Lasmanes iniciatīva bija 1996.gadā nodibināt Annas Dagdas piemiņas fondu, kuru viņa vēlāk arī vadīja. Viņas pārraudzībā tika izdoti Annas Dagdas kopotie raksti (2001-2005). Dagdas piemiņas fonds joprojām pastāv un darbojas Latvijā, ik gadu apbalvojot jaunos dzejniekus.
Politiski nozīmīgs darbs bija okupētajā Latvijā apcietinātajai Lidijai Doroņinai censties panākt patvērumu Zviedrijā. Doroņinu apcietināja 1983.gadā, un Lasmane par viņu cīnījās Zviedrijas imigrācijas departamentā, sadarbojoties ar “Amnesty International” grupām Francijā un Norvēģijā, ar baptistu centru ASV, PBLA un citām organizācijām. 1990.gadā Doroņina varēja atbraukt uz Zviedriju un stāstīt par savu pieredzi.
PBLA Tautas balva, kas vēlāk nosaukta par PLA balvu, dibināta 1963.gadā. To piešķir gan fiziskām, gan juridiskām personām. Balvas apmērs ir pieci tūkstoši ASV dolāru, ko apbalvotajam viņa mītnes zemē reizē ar diplomu pasniedz Latvijas neatkarības pasludināšanas aktā 18.novembrī.
Balvas daudzo laureātu vidū ir arī mecenāts un baņķieris Vilis Vītols, ansamblis “Čikāgas piecīši”, diriģents Roberts Zuika, pēc nāves balva piešķirta arī brīvības cīnītājam Gunāram Astram.
Pārguris no cilvēku šaušanas…
Izdevniecība РОССПЭН publicējusi materiālus no starptautiskās zinātniskās konferences “Staļinisma vēsture: Dzīve terora apstākļos. Represiju sociālie aspekti”, kas notika 2012.gada oktobrī Sanktpēterburgā. Šai ar milzīgu informācijas daudzumu piesātinātai grāmatai ir dažādi autori un tāpēc te ir atšķirīgi viedokļi jautājumos par staļinismu. Ir nodaļas par ikdienas dzīvi personības kulta laikā, par dzīvi nelegālos apstākļos, par cenzūru . Bet visvairāk interesējoša ir informācija par terora izpildītāju – NKVD darbinieku, informatoru, uzraugu u.c. mentalitāti
Raksts krievu valodā. (Gugles tulkotājs atrodams šeit)
«Истрепался от неоднократных расстрелов»
Сергей Простаков
Исполнители расстрелов становились личными телохранителями высших советских руководителей эпохи Сталина
В издательстве РОССПЭН вышел сборник материалов международной научной конференции «История сталинизма: Жизнь в терроре. Социальные аспекты репрессий», прошедшей в Санкт-Петербурге в октябре 2012 года. Эта книга, плод работы разных авторов и, соответственно, разных взглядов на проблемы сталинизма, насыщенна гигантским объемом информации. Здесь есть главы о повседневности культа личности, о жизни на нелегальном положении, о цензуре. Но самые интересные страницы сборника посвящены фигурам исполнителей террора: менталитету сотрудников НКВД, осведомителям, доносчикам, надзирателям.
«Русская планета» с разрешения издательства РОССПЭН публикует с сокращениями статью историка Алексея Теплякова «Исполнители смертных приговоров в системе ведомственной иерархии ВЧК–МГБ».
Тема массовых казней в советскую эпоху и роль в них многочисленных исполнителей привлекает заметное внимание, но нуждается в более подробном изучении. О комендантах ВЧК–НКВД имеются частые упоминания в мемуарах иностранцев, белоэмигрантов, перебежчиков. Один из ранних американских мемуаристов отметил миграцию исполнителей приговоров в номенклатуру системы госконтроля («Я слышал, что она была раньше в ЧК одним из комендантов, как называется должность палача»). В «Тихом Доне» один из заметных героев – не выдерживающий массовых казней начальник расстрельной команды ревтрибунала в Донской области Бунчук.
Однако документальное прослеживание судеб комендантских работников началось только с 1990-х годов. Новейшие справочники по кадрам органов ВЧК–МГБ и немногочисленные исследования позволяют увидеть карьерные достижения некоторых профессиональных палачей. Между тем без исследования персоналий палачей ВЧК– МГБ не может быть полноценного изучения советской карательной системы, в которой они занимали одно из краеугольных мест.
С самого начала истории советской тайной полиции профессиональные исполнители смертных приговоров именовались безобидным термином – комендантами (аналогично подобные лица именовались и у белых, так, у Р. Ф. Унгерна комендантская команда, конвоировавшая, расстреливавшая, вешавшая и поровшая осужденных, насчитывала до 90 человек). В системе госбезопасности СССР комендантские работники выделились в особую касту с первых лет существования ВЧК. Изначально коменданты являлись не только техническими работниками, но и доверенными лицами руководителей аппарата ВЧК–МГБ. Основная часть комендантов была сосредоточена в системе ВЧК–НКВД, где свои комендатуры имели и территориальные органы (губчека, губотделы, оперативные секторы и полпредства ОГПУ, управления и городские отделы НКВД), и специализированные структуры (особые отделы, органы госбезопасности на транспорте). Сравнительно небольшая часть комендантов в 1920–1930-х годах обслуживала систему ревтрибуналов и областных (республиканских, краевых) судов, не входя в чекистские кадры.
Пришедший в военную разведку из ЧК В. Г. Кривицкий откровенно написал, что расстреливали все чекисты. Документы подтверждают это мнение. Так, секретарь одного из губотделов ГПУ Украины Суходолец указывал, что частое исполнение приговоров над осужденными сделало его больным физически и духовно, а при увольнении чекистов их сопровождали характеристики вроде: «Истрепался от неоднократных расстрелов». Своеобразное крещение кровью было способом проверить и профессиональную пригодность к специфической чекистской работе, требовавшей, по стандартной формулировке награждений, «беспощадной борьбы с контрреволюцией», и удостоверением в максимально возможной политической лояльности. Но логика террора требовала также и профессионализации в столь специфическом ремесле, как исполнение смертных приговоров.
Коменданты с помощниками (дежурными комендантами) нередко делали карьеру как в тюремной отрасли, так и в основных оперативных отделах. Коменданты губернских ЧК могли вербоваться из ответственных и доверенных коммунистов. Например, комендантом Крымской ЧК был назначен видный подпольщик И. Д. Папанин, вскоре покинувший эту работу по причине нервного расстройства. Но обычно коменданты назначались из числа рядовых работников ЧК–ОГПУ, чаще бывших военных, показавших умение выдерживать работу профессионального палача. У них было начальное образование, низкая политическая грамотность, а послужные списки пестрели отметками об административных и партийных взысканиях.
Известный чекист М. П. Шрейдер с полным сочувствием к комендантам замечал, что это были несчастные люди, вынужденные глушить себя алкоголем. Нередко за комендантами числились и серьезные уголовные преступления, обычно смазанные легким наказанием или прекращением дела. Эта категория была привилегированной: и чекистское начальство, и партийные руководители знали о специфике их работы, подчас откровенно отмечая в партийных решениях, что «выпивка была накануне тяжелой работы – перед расстрелом». Поэтому взыскания за пьянство обычно не отражались на карьере исполнителей.
Часто деятельность в комендатуре продолжалась совсем недолго, после чего сохранивший хотя бы относительное психическое здоровье и не окончательно спившийся комендант перемещался на вышестоящую должность в системе административно-хозяйственных отделов «органов» или становился обычным оперативным работником – следователем-агентуристом, продвигаясь по служебной лестнице. Но значительная часть комендантов после нескольких недель и месяцев своей работы признавалась негодной к чекистской службе вообще и увольнялась (в том числе по собственному желанию), хотя оставалась на чекистском учете и могла быть вновь мобилизована в ряды «передового вооруженного отряда партии». Однако известны палачи, которые ухитрялись сохранять работоспособность многие годы. Это проработавший комендантом с 1926 по 1953 г. В. М. Блохин, а также М. В. Попов, П. И. Магго, И. И. Стельмах (Смоленск), Шашуркин (Тифлис).
Из комендантов выросло немало серьезных чекистов. Например, В. И. Смирнов (1895–?), сын фельдфебеля и рабочий-кузнец, был членом партии большевиков с 1914 года, почти год провел в тюрьме. С 1917 года Смирнов служил в Красной Гвардии и РККА, перейдя оттуда в систему особых отделов. На сентябрь 1919 году он был комендантом Особого отдела ВЧК 5-й армии с окладом 2500 руб. (начальник Особого отдела получал 3500 руб.). В феврале 1920 года Смирнов работал комендантом Уфимской и Башкирской губЧК, затем – помощником коменданта Омской губЧК. В 1923 году его перевели уполномоченным в контрразведывательный отдел и вскоре повысили до помощника начальника КРО ПП ГПУ по Сибири.
Хотя помимо комендантских работников в массовых казнях участвовали и многочисленные оперативные работники ОГПУ–НКВД, как руководящие, так и рядовые (включая начинающих, с минимальным опытом работы в «органах»), организующая и направляющая роль комендантов и их подчиненных являлась очень важной. Так, видных номенклатурных работников расстреливал обычно многолетний комендант ОГПУ–МГБ В. М. Блохин. Судя по хранившимся у Н. И. Ежова пулям, убившим Г. Е. Зиновьева и Л. Б. Каменева, Сталин интересовался поведением своих врагов в последние минуты жизни. И, конечно, только Сталин мог приказать разыграть кошмарную сцену с расстрелом осужденных по делу «правотроцкистского блока», заставив Бухарина и Ягоду перед казнью наблюдать за смертью обреченных подельников, чтобы в конце «спектакля» самим получить пули. Таким образом, Сталин дирижировал и последними минутами жизни своих врагов, что придавало фигурам исполнителей палаческих решений вождя особое значение.
Чекисты разгружают баржу с дровами у Сенатской площади на «Дровяном субботнике», Петроград, 1920 год. Фото: РИА Новости
Тот факт, что охранниками Сталина служили в том числе профессиональные палачи, чрезвычайно красноречив. Сталин интересовался лично у Берии компрометирующими материалами на комендантских работников, однако новый нарком внутренних дел, предлагавший расправиться с комендантом В. М. Блохиным как связанным с Г. Г. Ягодой, не получил санкции. В 1953 году Берия показал об этом эпизоде: «Со мной И. В. Сталин не согласился, заявив, что таких людей сажать не надо, они выполняют черновую работу. Тут же он вызвал начальника охраны Н. С. Власика и спросил его, участвует ли Блохин в исполнении приговоров и нужно ли его арестовать? Власик ответил, что участвует и с ним вместе участвует его помощник А. М. Раков, и положительно отозвался о Блохине».
…Сталин в одном из выступлений отметил абсолютную секретность работы комендантов: комментируя на декабрьском 1936 году пленуме ЦК ВКП(б) инициативу Г. Л. Пятакова лично расстрелять Зиновьева и Каменева с последующим обнародованием этого факта, вождь заявил, что «мы никогда не объявляли, кто выполняет приговор». Характерно, что эти слова прозвучали буквально несколько дней спустя после публикации в центральной прессе указа о награждении 19 чекистов за участие в расстрелах (конечно, были названы только их фамилии, но не должности).
…Сталин желал иметь палачей при себе, на глазах, доверяя им свою особу как наилучшим охранникам. Люди, стрелявшие в затылок врагам Сталина, были именно теми, кому вождь мог доверить сохранность собственной головы. Такой подход был типичен для чекистско-партийной номенклатуры: у Берии телохранителем служил исполнитель приговоров С. Н. Надарая, а секретарем видного чекиста В. А. Каруцкого являлся бывший дежурный комендант ГПУ Туркменской ССР С. С. Хайнал.
С точки зрения руководящих чекистов, надежный комендант или начальник тюрьмы – это штучная должность, требовавшая человека закаленного и проверенного. Своеобразная «приватизация» комендантов и тюремных начальников региональных управлений ОГПУ–НКВД была общей и многолетней тенденцией.
…Комендантов постоянно награждали денежными премиями, ценными подарками и боевым оружием. А самых профессиональных выделяли наряду с наиболее отличившимися, ставя не ниже начальства. Но 28 ноября 1936 года «за особые заслуги в борьбе за упрочнение социалистического строя» орденами были награждены сразу 19 чекистов. В честь 20-летия ВЧК–НКВД 19 декабря 1937 года около 400 чекистов были награждены орденами Красной Звезды и Знак Почета. Среди них было много (не менее 15 %) тюремно-комендантских работников.
Напротив, широкие репрессии эпохи Большого террора мало затронули комендантов. Насколько известно, только комендант УНКВД ДВК Т. Ф. Реушев был в сентябре 1937 года арестован и через полгода расстрелян как заговорщик вместе со всем руководством управления. Но вот массовые увольнения, затронувшие в 1939 году почти четверть оперативного состава НКВД, коснулись и комендантов. Частично это объяснялось сверхнагрузками эпохи Большого террора, частично – связями с «врагами народа», садизмом при исполнении приговоров, мародерством.
Но значительная часть комендантов, уволенных в 1937–1940 годах по мотивам расстройства здоровья и политической неблагонадежности, в годы войны была возвращена в НКВД. Например, комендант УНКВД по Иркутской области Ю. И. Попов в 1939 году был уволен, но затем возвращен в систему и в 1944 году носил звание майора ГБ. В марте 1937 года был уволен комендант УНКВД Западной области 54-летний И. И. Стельмах, ветеран ВЧК, но вскоре принят вновь, работал начальником внутренней тюрьмы и в 1940 году расстреливал польских военнопленных в Смоленске, а в 1942–1946 годах возглавлял комендантское отделение УНКВД–УНКГБ по Смоленской области. Уволенный в 64-летнем возрасте Стельмах был одним из самых пожилых чекистов того времени.
За участие в садистских расправах над осужденными в 1939 году были арестованы коменданты НКВД Таджикской ССР А. П. Жадин и УНКВД по Житомирской области М. С. Люльков. Последний был осужден на 3 года, в начале 1942 года амнистирован, призван на фронт и награжден. А комендант НКВД Чечено-Ингушской АССР И. И. Степанов, арестованный в феврале 1939 года за должностные преступления, по заданию высшего руководства «органов» (с предварительной санкции Сталина) убил в камере бывшего члена ЦК РКП(б) К. Б. Радека, за что получил свободу.
Таким образом, в эпоху ВЧК–МГБ комендантские работники относились к привилегированной прослойке, пользуясь ведомственным уважением. Начальство охотно, начиная с периода Гражданской войны, представляло их к наградам и продвигало по службе. На протяжении всей истории органов ВЧК–МГБ прослеживается высокая степень значимости комендантских работников, внимание к которым росло с каждым новым пиком государственных репрессий. Особенно выделялись в этом отношении периоды 1936–1938 годы, а также 1941– 1945 годы, когда резко возрастало число расстрелов и многочисленные коменданты оказывались среди награжденных орденами и медалями. В послесталинское время значение комендантских работников быстро ушло, и исполнителям сравнительно немногочисленных смертных приговоров в системе КГБ выплачивали лишь премии.
История сталинизма: Жизнь в терроре. Социальные аспекты репрессий: материалы международной научной конференции. Санкт-Петербург, 18–20 октября 2012 г. – М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН); Фонд «Президентский центр Б. Н. Ельцина», 2013.
Preambula ir vērtīga dāvana Latvijai
Liāna Langa: Preambula ir vērtīga dāvana Latvijai
“Mēs maza cilts, mēs būsim tik lieli, cik mūsu griba.”
Raiņa teiktais par “mazas cilts” pastāvēšanas stratēģiju šodien ir tikpat aktuāls kā laikā, kad latvieši vēl tikai sapņoja par savu valsti.
No deviņdesmit pieciem Latvijas valsts pastāvēšanas gadiem okupācijās aizvadīts pusgadsimts. Mūsdienās Raiņa sacītajam ir jauns konteksts, kuru Latvijas valsts tēvi, visdrīzāk, pat nevarēja iztēloties, lai arī Jānis Čakste pravietiski teicis: “Mēs ne brīdi nedrīkstam aizmirst, ka lielvalstis īsteno vienīgi savu interešu politiku.” Pirmā Latvijas Valsts prezidenta teikto ir svarīgi atcerēties arī šodien. Okupācijas un deportācijas mūsos cirtušas brūces, kas joprojām struto un sāp. Laiks iet, un arvien biezāk un stingāk mūs apņem gulagā nomocīto upuru klusēšana. Domājot par upuriem, jāatceras, ka atlaides slepkavām un tos radījušam režīmam nav iespējamas. Nacistu slepkavas ir starptautiski nosodīti, savukārt boļševiku rīkļurāvēji vēl arvien tiek saudzēti. Sastapšanās ar sovjetizētas vai kosmopolizētas mentalitātes izpausmēm ikdienā rada problēmas gan valstij, gan tās pilsoņiem. Un, ak vai, – izrādās, tām ir tik daudz kopīga!
Piemēram, gluži tāpat kā padomju tauta PSRS bija “über alles” uzstādījums, tā Eiropas komisārs Nils Muižnieks par preambulu spriež, ka tā neesot nepieciešama. “Viņš arī norāda, ka nav skaidrs, kā jēdzieni “Latvijas tauta”, “mazākumtautības” un “latviešu tauta” saplūst ar jēdzienu “valsts nācija” un kā tas ietekmēs Satversmes tiesas praksi,” varam lasīt rakstā, publicētā Latvijas sabiedrisko mediju portālā.
Filmas “Padomju stāsts” režisors Edvīns Šnore vietnē “Twitter” Nilu Muižnieku vērtē skarbi: “Klausīties bijušā integrācijas ministra Nila Muižnieka padomos par preambulu ir tas pats, kas Kargina padomos, kā risināt banku krīzi.” Patiešām ir pārsteidzoši, ka augstais Eiropas komisārs, izrādās, nav lasījis nevienu interviju ar preambulas autoriem, nav dzirdējis tai veltītajā konferencē teikto, nav iepazinies ar konstitucionālo tiesību ekspertu skaidrojumiem žurnālā “Jurista Vārds” un publiski runā, kā no Mēness nokritis un bez mazākās apjausmas par Latvijas valsts un tās pilsoņu vajadzībām.
Bet mums vajag savu valstsapziņu būvēt un stiprināt, gan domājot par Latvijas valsts nākotni, gan neizvairoties no seku apzināšanās, ko okupācijas radījušas. Novembris, kad atzīmējam gan Lāčplēša dienu, gan Latvijas valsts dibināšanas svētkus, tam ir labs laiks. Vajadzīga katra pilsoņa individuāla iesaistīšanās un ieguldījums domāšanā par valsti un topošo preambulu, kas pati par sevi ir vērtīga dāvana Latvijai un mums tās jubilejas gadā. Atskan saucieni – vajag tādu pašu konstitūciju kā Zviedrijā vai Islandē! Piedodiet, bet, citējot Jāni Čaksti, “valstis rada pašas tautas un uz viņām atbalstās viņu īstās tiesības. Nevis tas, ko citi dod, ir no svara valstīm, bet tas, ko pašas valstis var un spēj”. Tādēļ no citām valstīm kopētas konstitūcijas mums patiešām neder.
Mēs radījām savu valsti, jo bijām izveidojuši sevi par kultūras nāciju, un mēs to noturējām savās sirdīs pusgadsimtu ilgušajā okupācijā, jo spītīgi saglabājām un kopām savu valodu un kultūru. Kas Latvijas valsts tēviem un sabiedrībai bija pašsaprotams, radot mūsu Sa-tversmi, tas šodien daudziem vairs nav skaidrāks par skaidru, un to ļoti labi parāda diskusijas par preambulu – sākot no viedokļiem, kuri apstiprina bažas, ka skolās un augstskolās neiemāca izpratni par mūsu valstiskuma jēgu un pamatiem, un beidzot ar aprobežoti narcistiskiem vaicājumiem “ko man preambula dos?”, it kā tā būtu brīnumdroga, no kuras jāgūst acumirklīgs labums pēc tās norīšanas.
Valsts un nācijas pamatvērtību nostiprināšana preambulā ir vairāk nekā nepieciešama – visas diskusijas ap to manu pārliecību tikai nostiprina.
“Mēs maza cilts, mēs būsim tik lieli, cik mūsu griba.” (Rainis)
Daudz laimes jubilejā, Latvija! Tu esi mana valsts, manas tautas izslīpētais dārgakmens.
Tevi, Latvija, mēs varam rotāt ar savas gribas gaismu!
Krievu skolas novāc plakātus, kuros minēta okupācija
Eksperiments: krievu skolās novāc plakātus, kuros minēta okupācija
Lai arī visās mazākumtautību jeb tā sauktajās krievu skolās šajā nedēļā norisinās dažādi 18.novembra svētkiem veltīti pasākumi, tas vēl nenozīmē, ka skolu vadība ir lojāla Latvijai un tās vēsturei, tā pēc veiktā eksperimenta secinājis LTV raidījums «Aizliegtais paņēmiens».
Tā laikā žurnālists, uzdodoties par Aizsardzības ministrijas pārstāvi, lūdzis iespēju atsevišķās krievu skolās izvietot patriotiska rakstura plakātus, kuros tostarp arī minēts, ka 1940.gadā PSRS okupēja Latviju. Pēc tam zvanījis fiktīvs pārstāvis no nevalstiskas organizācijas “9.maijs” un lūdzis šos plakātus noņemt. Divas no trim šajā eksperimentā iesaistītām skolām – Rīgas krievu vidusskola un Rīgas 21.vidusskola – pēc šā aicinājuma plakātus arī noņēmušas vai izgriezušas no plakāta daļu par okupāciju.
“Es jums piekrītu un nenostāšos pret. Man ir arī savs viedoklis.
Es piekrītu. Būs plakāti – teiksim mazāk agresīvi un kas neskars šo tematu, tad arī izvietosim. (..) Acīmredzot šoreiz ne līdz galam izlasījām. Šaubu nav, piekrītu. Paldies. Esmu jau noņēmusi to,” telefonsarunā teikusi Rīgas 21. vidusskolas direktore Oksana Daņiļenko.
Savukārt Rīgas krievu vidusskolas direktore Zoja Gorbaņa “9.maija” fiktīvajai pārstāvei atskaitās, ka vienu plakātu noņēmusi, bet otru rediģējusi: “Abus plakātus noņēmām, tad vienu atstājām, bet bez frāzes par okupāciju.”
Tikai vienā skolā kategorisks atteikums
Trešās – Rīgas 60.vidusskolas direktore Natālija Djakova to atteikusies darīt. “Nē, plakātus mēs nenoņemsim viennozīmīgi. Jūs esat sabiedriskā organizācija, es esmu amatpersona. (..) Notiek patriotiskās audzināšanas process, lai bērni zinātu šos datumus – stūrakmeņus. Jūs varat atbraukt, paskatīties, pēc tam to presē apspriest…» vēsta telefonsarunas ieraksts.
Uz plakāta, ko speciāli bija radījis raidījums, bija attēlots Latvijas karogs ar atgādinājumu, ka Latvijai šogad ir 95.gadu jubileja, ar aicinājumu būt lepniem par savu valsti.
Plakātā īsumā aprakstīta arī Latvijas vēsture, tostarp arī atspoguļots 1940.gada okupācijas fakts, kas arī raisījis skolu iebildumus.
Raidījums uzsver, ka tajā pašā laikā izglītības valsts standarts nosaka, ka skolās vēstures stundās ir jāapgūst mācību viela par Latviju okupāciju. Skolu direktori ir valsts amatpersonas.
Abu skolu direktores, kas plakātus noņēma, nekādus paskaidrojumus nevēlējās sniegt.
Rīgas krievu vidusskolā direktore aizbildinājās ar laika trūkumu, savukārt 21.vidusskolā pie žurnālista tika nosūtīta viņas vietniece, kas teica, ka nezina, kā un kāpēc plakāti pazuduši.
Otrā eksperimentā krievu skolām piedāvā lekcijas par patriotiskām tēmām
Raidījums veica arī otru – analoģiska principa eksperimentu, piedāvājot no Aizsardzības ministrijas puses dažās krievu skolās novadīt lekciju par 11. un 18. novembri. No piecām skolām divas viennozīmīgi neieklausījās organizācijas “9.maijs” lūgumā un lekciju ministrijai neatteica, divas tās piedāvāja pārcelt uz citiem datumiem, bet viena – Rīgas 34.vidusskola lekciju noraidīja, sakot, ka pasākumi saplānoti tik cieši, ka tādai nav vietas, – tieši tādu atteikuma formu piedāvāja “9.maijs”.
Rīgas 10.vidusskolas direktore Nadežda Ikauniece, kas ministrijai lekciju gan neatcēla, “9.maija” pārstāvei to argumentēja šādi: “Vai viņi mūsu gaisotni sabojās? Nesabojās. (..) Lai zvana, lai nāk.
Kāda atšķirība. Ielikšu piekto vai septīto klasi, pasēdēs bērni, paklausīsies onkulītī. (..) Un, ja jūs domājat, ka kaut kas mainīsies
pēc vienas lekcijas, tad tas ir velti. (..) Pie mums ir visi uzstājušies. Atnāk, parunā un ko tālāk? Tāpēc jau mēs nepierakstāmies jaunsargos.»
Raidījums arī atklāj: lai arī apvienība “Saskaņas centrs” arvien vairāk cenšas orientēties uz latvisko vēlētāju, krievu skolās Latvijā ar ciešu šīs apvienības līdzdalību tiek izdota avīze «Young» (pirms laika – «Priškoļnaja») jauniešiem. Tā iznāk krievu valodā, un tajā lielākā uzmanība tiek veltīta Krievijas «zvaigznēm», ierasti plaši aprakstīti 9.maija pasākumi un gandrīz nekāda uzmanība nav veltīta Latvijas valsts galvenajiem svētkiem – 11. un 18. novembrim, kā arī 4. maijam.
Šo avīzi izdod nevalstiska organizācija «Mums pa ceļam», ko vada Nila Ušakova sieva Jeļena Ušakova.
Lielākie ziedotāji šai organizācijai 2012.gadā bija tieši «Saskaņas centra» Rīgas domes deputāti – Maksims Tolstojs, kas ziedojis 4000 latu, un Valērijs Petrovs, kas atvēlējis 3000 latu. Zīmīgi, ka abi pērn ieņēma labi apmaksātus amatus Rīgas uzņēmumos: Maksims Tolstojs – “Rīgas satiksmē”, bet Petrovs – “Ceļu pārvaldē”, kas, iespējams, viņiem arī ļāvis jau tālāk pārskaitīt šādas summas.
Spilgts apliecinājums «saskaņiešu» klātbūtnei ir avīzes numurs pirms pašvaldību vēlēšanām, kurā pamācīts, kā jābalso, un lielā intervija ir tieši ar Nilu Ušakovu. Starp citu, tieši šis numurs no avīzes interneta mājas lapas ir izgaisis.
Cietums mātēm
ALŽIR – tas nenozīmē valsti Āfrikā, bet ir saīsinājums, kas sastāv no vārdiem Akmoļinskij Lager Žen Izmeņņikov Rodini – Akmoļinskas nometne dzimtenes nodevēju sievām. Šī ieslodzījuma vieta Kazahijā (1938-1953) bija paredzēta vienlaikus 8000 pēc 58.panta arestēto sievām.
Raksts krievu valodā. (Gugles tulkotājs atrodams šeit)
Тюрьма для мам
Ольга Коновалова
АЛЖИР – это не в Африке, это Акмолинский Лагерь Жён Изменников Родины, 17-й женский лагерь специального отделения Карагандинского исправительно-трудового лагеря в Казахстане (КАРЛАГ). Это один из самых крупных советских женских лагерей, и один из трёх островов «Архипелага ГУЛАГ».
В этом лагере волей Сталина оказались около восьми тысяч женщин, вся вина которых состояла только в том, что они не предали своих мужей, первыми брошенных в жернова репрессий 1930-х годов. 10 января 1938 года в лагерь поступили первые этапы. Бараки, столовая, фермы для скота, водокачка, зернохранилище, мастерские – всё это было построено руками заключённых женщин. В 90% это были представители интеллигенции с высшим образованием.
Женщин заставляли собирать камыш, рыть арыки и высаживать сады, которые они в полном смысле берегли ценой собственной жизни. Когда узницы посадили 600 яблоневых саженцев, зайцы начали грызть кору, поскольку зима выдалась суровой, и есть им было нечего. Руководство лагеря предупредило, если пропадёт хоть один саженец, начнут расстрел заключённых. Тогда женщины решили делиться хлебом с лесным зверьём.
Они оставляли кусочки возле каждого саженца, и зайцы перестали их объедать. К весне яблоневый сад был сохранён. Но сами «алжирки» яблок никогда не пробовали. Их ежедневный рацион составлял три половника жидкой перловки и три пайки хлеба. Говорить о еде в бараках запрещалось, но каждая заключённая в тайне думала: «Зачем мы готовили столько до войны, когда в жизни нет ничего вкуснее корочки хлеба с луком или чесноком!»
Выживать заключённым помогали местные казахи. Ведь в 30-х годах они сами узнали голод и лишения. Одним зимним утром женщины-узницы несли с озера Жаланаш охапки камышей, которым отапливали бараки. В это же время на берегу появились старики и дети и по команде начали бросать в них камни. Конвоиры громко смеялись: «Вас не только в Москве, но и здесь, в ауле, не любят».
Оскорблённые женщины думали: «Эх, старики, чему же вы своих детей учите?!» Но вот одна женщина споткнулась о камни, а когда упала, почувствовала запах молока и сыра. Она взяла камушек и положила в рот – он был очень вкусным. Камушки-то оказались куртом – высушенным на солнце солёным творогом.
В лагере была запрещена переписка и получение посылок. Но в мае 1939-го АЛЖИР со «спецрежима» перевели на общелагерный. И тогда одной из заключённых пришло первое письмо от дочери, «заключённой» в детском доме. На конверте было написано: «г. Акмолинск. Тюрьма для мам». После уже многие смогли узнать о судьбе своих мужей и детей. Кстати, здесь с 8-месячным сыном Азарием сидела Рахиль Плисецкая, осуждённая на 8 лет.
После закрытия АЛЖИРа в 1953 году в его бараках продолжали жить бывшие узники, а потом здесь разместились спецпереселенцы и первоцелинники.
Источник: «Металлург» (г. Березники, Пермский край)
Mežos aizaugušie apbedījumi
Piemiņas akcija slepenajā nāves poligonā Pēterburgas apkārtnē, kur vairāk kā 10 gadus čekisti šāva cilvēkus. Šeit masu kapos guldīti apt. 30 000 boļševiku varas upuru, starp kuriem droši vien ir arī daudz latviešu.
Raksts krievu valodā. (Gugles tulkotājs atrodams šeit)
Лес прячет могилы
На месте массовых расстрелов в урочище Койранкангас 2 ноября НИЦ «Мемориал» провел акцию памяти
Койранкангас переводится с финского как «собачья пустошь» или «собачья роща». Исстари местные жители называли так эту территорию Всеволожского района, покрытую вересковыми зарослями и лесом. Теперь слово получило новое значение. Койранкангас — место на территории Ржевского полигона, 5–7 км вдоль дороги, где в течение более чем десяти лет убивали и прятали трупы палачи ЧК — ОГПУ — НКВД.
Тайный полигон смерти
Мы вышли из автобуса под моросящий дождь в мокрый, унылый лес. Хотя, быть может, не знай я о том, что здесь творилось, он не казался бы таким неприютным? Дышится здесь так же хорошо, как и в любом лесу.
— Мы сейчас там, где поисковики нашли первую расстрельную яму, — продолжает Флиге. — Всего на этом островке их пятьдесят. В той единственной яме, которая была раскопана полностью, были обнаружены останки шестнадцати человек.
Сколько всего таких островков вдоль дороги смерти — никто не знает.
История Койранкангаса — это череда кровавых преступлений, чьи тайны до сих пор не раскрыты. Как предполагают историки, одни из самых первых тайных захоронений жертв большевиков могли проходить в Ковалевском лесу — он тоже расположен на территории Ржевского полигона, рядом с нынешней Дорогой жизни. Но в 1921 году в Ковалевский лес пришла Мария Сергеевна Спиро — она искала могилу Виктора Козловского, члена Петроградской боевой организации, расстрелянного вместе с остальными ее участниками. Марию Спиро арестовали, и на допросе она сказала, что о могилах в Ковалевском лесу узнала «в хвосте на Гороховой».
«Таким образом, произошло рассекречивание, это самое страшное слово для госбезопасности, — акцентирует Ирина Флиге. — Вероятно, после этого инцидента сотрудники ОГПУ и нашли новое место для захоронений — Койранкангас».
В 1927 году в этой части Ржевского полигона была построена дорога. Скорее всего, специально для того, чтобы тайно проводить здесь расстрелы.
«Мы знаем, что расстрелы здесь начались не ранее 1927 и не позднее 1932 года, и продолжались как минимум до осени 1937 года, когда НКВД получило специально под кладбище Левашовский лес, — говорит Ирина Флиге. — Как мы считаем, здесь может быть похоронено около 30 тысяч человек».
Мертвые вне юрисдикции
Первым о расстрелах и могилах узнал местный краевед Алексей Крюков еще в начале 90-х годов: он изучал финские названия и беседовал с местными жителями, бывшими обитателям финских деревень из урочища Койранкангас. Крюков, которому рассказали о расстрелах, обратился к исследователям этой темы. К 1995 году основатель НИЦ «Мемориал» Вениамин Иофе кабинетно, по архивным материалам определил возможную территорию захоронения на Ржевском полигоне. А когда в 1995 году вышел первый том «Ленинградского мартиролога», там уже упоминался Койранкангас. В 90-е исследователи записали несколько интервью с бывшими жителями местных финских деревень: их выселили отсюда в начале войны, но многие затем вернулись. Они рассказали, что сюда ночью подъезжали машины и были слышны выстрелы.
«Это во всех деревнях было известно, что там расстреливают. А из нашей деревни было видно. И не хочешь, а видишь. Все время приходили машины, а потом выстрелы. На нас это так плохо действовало, ведь это было, наверное, каждый день» (Лиза Хайгонен, 1917 г. р.).
В 1997 году поиск завершился первой находкой — нашли расстрельную яму. Была проведена экспертиза, составлено полное описание.
В 2002 году обнаружено еще около 50 ям на Койранкангасе, и на этом месте силами поисковиков братьев Пушницких был установлен поминальный крест. По закону устанавливать официальный статус мест массовых захоронений должна прокуратура, после чего государство может выделить деньги на археологов. По идее, конечно, заниматься расследованием должна областная прокуратура — как стала бы делать, если бы на территории полигона был обнаружен любой труп гражданского. Но убедить ее сотрудников в этом, по словам Ирины Флиге, не получается уже много лет.
На Койранкангасе регулярно проводятся православные панихиды, сейчас гражданскую акцию провел НИЦ «Мемориал» совместно с Областной комиссией по реабилитации.
«Есть надежда на то, что Минобороны покинет эту территорию, о чем оно уже делало официальное заявление, — пояснил Александр Марголис, председатель СПб ВООПИиК. — По нашим данным, здесь уже давно не ведутся стрельбы».
«Была еще одна пронзительная деталь, которую мы обнаружили во время поисков, — вспоминает напоследок Ирина Анатольевна. — Это было очень неожиданно. Когда мы уже нашли это место и вели здесь работы, как-то однажды я подняла глаза вверх… и увидела высоко на дереве, вон там, почти у макушки сосны, венок. Он был уже очень ветхий, видно, висел здесь очень давно; возможно, с послевоенных лет. Мы осторожно сняли его — он по всей стилистике был похож на предметы 40–50-х годов. Значит, кто-то уже находил это место, о нем знали и приходили сюда помянуть своих близких. Получается, что мы сейчас открываем вторично утраченное знание.
Прямая речь
Анатолий РАЗУМОВ, руководитель Центра «Возвращенные имена» при РНБ, эксперт ФЦП увековечивания памяти жертв политических репрессий:
— Койранкангас известен только по рассказам местных жителей и по небольшим исследованиям, проведенным поисковиками на месте предполагаемых расстрелов. Из преданий известно, что до второй половины 30-х годов туда приезжали машины с приговоренными, там производили расстрелы и захоронения. Юхани Конкка, ставший потом писателем, ушел в Финляндию в 20-х годах, а в 1939-м опубликовал роман «Огни Ленинграда». Там он все это описал.
Когда началась война с Финляндией, финские деревни, расположенные вокруг урочища Коранкангас, были уничтожены, а жителей переселили в районы Крайнего Севера и Якутию. Те, кто выжили в ссылке, в 50-е годы начали возвращаться и селиться поблизости — в Токсовском и Всеволожском районах. Вот они-то и рассказали краеведам о тех страшных годах.
Осенью 1937 года органам НКВД был передан под официальное кладбище Левашовский лес, и туда, судя по документам, главным образом стали привозить для захоронения умерших в тюрьмах и расстрелянных. Всего, по официальным данным, с 1937-го по 1954-й в Ленинграде было расстреляно около 50 тысяч человек. По Левашовскому мемориальному кладбищу, единственному официальному могильнику жертв политических репрессий, есть открытые цифры — там указаны захоронения 19 450 человек. На сегодняшний день Левашово — самый крупный из известных могильников жертв политических репрессий.
Я изучил протоколы актов приведения приговоров в исполнение с 1918 по 1941 год в Ленинграде — ни в одном из них не указано ни одно место погребения. Хотя в Ленинграде и окрестностях десятки мест связаны с исполнением казней и погребениями. Шесть из них определены: Петропавловская крепость, Преображенское кладбище, Ковалевский лес, Койранкангас, Левашово. Обнаружены захоронения и на Богословском кладбище. Есть свидетельские показания и о других местах захоронений, но это неточные данные. Например, считается, что после открытия кладбища в Левашове в других местах перестали хоронить. Но известно, что на Преображенское кладбище фургонами возили трупы и закапывали в братских могилах сотни, тысячи людей и после открытия Левашова.
Почти 30 тысяч похороненных в Койранкангасе — сомнительная цифра. В каждой из раскопанных могил обнаружены останки от 5 до 8 человек, в одной из ям найдено 16 трупов. Даже если взять по максимуму — всего около тысячи человек. В последние годы там обнаружено еще несколько ям. Я спрашивал поисковиков — сколько по их предположениям всего может быть там расстрельных ям? Они ответили, что около сотни. Так что, скорее всего, там захоронены две, максимум три тысячи человек. Знаем ли мы точно, сколько человек на Койранкангасе? Нет, не знаем. Знаем ли точно, сколько в Левашове? Нет, не знаем. Ответы на эти вопросы дадут только широкие археологические исследования.
Анджей БЕЛОВРАНИН, фото Алекс ГАГАРИНОВОЙ
Īles nacionālo partizānu bunkurs atkal atvērts apmeklētājiem
Publicitātes fotoPēc vērienīgiem atjaunošanas darbiem apmeklētājiem valsts svētku priekšvakarā atkal ir atvērts Īles nacionālo partizānu bunkurs – viens no populārākajiem apskates objektiem Dobeles novadā, portālu “LA.lv” informēja Dobeles novada Tūrisma informācijas centra vadītāja Anita Banziņa.
Viņa klāsta, ka Baltijas valstīs lielāko bunkuru 1948. gadā Īles mežos izbūvēja apvienotās latviešu – lietuviešu grupas partizāni, lai cīnītos pret padomju varu. Jau pēc gada bunkurs tika saspridzināts.
1992. gadā zemessargi kopā ar “Daugavas vanagiem” un patriotisko organizāciju pārstāvjiem atraka saspridzināto bunkuru, bet kaujas 60. gadadienā 2009. gadā bunkurs atjaunots tieši tāds, kāds tas bija pirms saspridzināšanas. Taču pērn vienā no bunkura stūriem iebruka mitruma dēļ sapuvušie baļķi, un drošības apsvērumu dēļ to apmeklētājiem slēdza.
Šovasar ar VAS “Latvijas Valsts meži” finansējumu atsākta bunkura atjaunošana – to izbetonēja, izveidoja vēdināšanas sistēmu un izbūvēja garo eju, kas iepriekš nebija atjaunota.
“Bunkura durvis atkal ir atvērtas katru dienu, lai var apskatīt arī bunkura iekārtojumu un iejusties tā laika apstākļos. Iekšpusē redzama krāsniņa, galds, šauras lāviņas, uz kurām gulējuši partizāni, Īpašos gadījumos bunkuram tiks nodrošināta arī strāvas padeve, taču ikdienā apmeklētājiem tumšajā bunkurā tomēr noderēs lukturīši,” norāda Banziņa.
Pie bunkura jau 90. gados uzstādīts Baltais krusts, piemiņas akmens un granīta stēla. Atjaunošanas darbu laikā sakārtots arī automašīnu stāvlaukums un gājēju taka līdz bunkuram.
Komentāri
Atbalsta ALA
Noziegumi pret cilvēci 